Обычно аптекарь бродил по заросшим холмам и лощинам один, но в этот раз за ним увязалась племянница. Уж очень ей хотелось помочь дяде найти редкий корешок девясила, который селился в самых глухих местах Шварцвальда и входил в силу именно осенью. Из-за этого треклятого корешка герр Бергбок и Марта забрались в такую чащобу, где, казалось, издревле не ступала нога человека. И тут, откуда ни возьмись, из пещеры вышел к ним тролль. Чудище чудищем! Ноги, словно колонны, живот как большой мельничный жернов, руки – толщиной с хорошее дерево. Весь косматый, едва прикрытый каким-то тряпьем.

Схватило это уродище Марту поперек туловища и поволокло к себе в пещеру. Тащит и приговаривает:

– Вот теперь у меня в доме будет радость. Заставлю я эту девку мне обеды варить да сказки рассказывать!

– Стой, стой! – пытался образумить тролля аптекарь. – Отпусти девушку! Я тебе завтра сотню талеров отсыплю.

– Ха-ха! Талеров! Золота у меня полно… А вот радость жизни я потерял… Хожу как больной, ничто мне не мило. Может, хоть эта девка развеселит.

– Так возьми меня, меня возьми! – бежал за чудищем герр Бергбок. – Я знаю много-много чудесных историй.

Посмотрел на него тролль своими маленькими (ага, маленькими, каждый большую тарелку) глазами, и сказал: «Не, ты старый и скучный. Но вот если завтра до заката солнца найдёшь, то, что меня порадует больше всего на свете, так и быть – отпущу твою девчонку!»

Что было делать? Побежал аптекарь в город за помощью. Упал в ноги к стражникам, но те, как услышали про ноги-колонны да руки-деревья, так сразу и пошли на попятную. Мол, не их это дело – за троллем по Шварцвальду шастать. Вот если бы он напал на город, тогда другое дело! Тогда они бы его живо на алебарду насадили.

Делать было нечего. Побрёл герр Бергбок домой, тут и Ганс подоспел. Да что толку от щуплого Ганса, если даже стражники в кольчугах да при оружии, и те спасовали.

«Хм…» – задумался Ганс и стал пощипывать пальцами свою бородку клинышком. Видать, это здорово, помогало ему соображать, поскольку он тут же заявил: «Радость жизни, он говорит, потерял. Будет ему радость. Да такая, что он ещё не видал и не слыхал!».

Взял Ганс с полочки флейту своей разлюбезной Марты, закинул за спину гитару и потребовал, чтобы герр Бергбок отвёл его к троллю.

Утопающий, как известно, за соломинку хватается. Хоть и не понял аптекарь, как Ганс решил разделаться с троллем, но в чащу Шварцвальда тут же заспешил. А Ганс за ним вышагивает да веселую песенку насвистывает.

«Ишь, рассвистелся! – почти с неприязнью, подумал о нём аптекарь, ковыляя по тропинке в чащу леса. – Сейчас к троллю придём, небось, сразу охота свистеть пропадёт».

Вот уже и тропинка в чаще стала узкой, почти растворилась среди мха и камней. Лес стал совсем неприветливым, мрачным, тянул во все стороны острые сучья, норовил то одежду порвать, а то и глаз выколоть.

– Всё, пришли, – показал на чёрный зев пещеры аптекарь. – Здесь тролль живёт.

Ганс взял гитару и стал громко на ней бренчать. Не прошло и полминуты, как из тёмного лаза, обвитого белёсым мхом, показалась голова тролля. Он выскочил наружу и заорал что было сил:

– Это кто здесь буянит? Это кто мне спать мешает? Живо сейчас поймаю и на ужин приготовлю!

При этих словах аптекарь задрожал так, что чуть не рухнул на землю, где стоял.

Ганс на угрозы тролля и ухом не повёл:

– Это ты что ли радость искал, чудище лесное? Я тебе его сейчас обеспечу, но не за просто так. Давай меняться: ты мне девчонку, я тебе радость.

Задумался тролль. Марта уже за несколько часов поперёк горла ему встала: И то ей не так, и это не эдак. В пещере, мол, грязно, темно, неуютно. Сам тролль смердит, и комарьё у него на болоте злобствует, а ещё корми её! Почему бы и в самом деле на радость не обменять?

– Ну ладно, давай меняться, – согласился тролль. – Выволок за руку Марту из пещеры и спрашивает: – Ну а ты, человечишка, что мне приготовил?

– Не бойся, – отвечает Ганс, – останешься доволен. Позволь только этой девушке подарок от меня вручить.

И протягивает Марте её флейту. Взял Ганс несколько аккордов на гитаре и говорит:

– Ну что, господин тролль, готов ли ты радоваться да танцевать? Начнём, пожалуй.

И заиграли Ганс и Марта весёлые мелодии, и такая музыка была ладная и живая, что ноги тролля сами пустились в пляс.

– Вот это славно! – вопил он. – А ну ещё давай-давай!

И так плясал тролль и час, и два,  пока ноги его не подкосились, и он, обессиленный, рухнул на землю, словно подгнивший дуб. Ни рукой, ни ногой двинуть не может – до того наплясался.

Ганс положил около него флейту и гитару – вот, мол, тролль, исполняю наш уговор: тебе радость, а мне девушка».

А тролль лежит и думает: «Да иди уже, иди, нужна мне твоя ведьма!»

Ганс, Марта и герр Бергбок долго раздумывать не стали, побежали вон из леса. Выбрались, из чащобы и вернулись домой.

Герр Бергбок на радостях тут же разрешил Гансу и Марте пожениться. А о тролле с тех пор не было ни слуху, ни духу. Лишь охотники говорили, что слышат иной раз лесу, то ли флейту, то ли гитару. Видать, это тролль в своей пещере учится на гитаре и флейте играть. Так что теперь в Шварцвальде можно гулять безбоязненно. Инструменты эти трудные, так просто ими не овладеешь. Нужно время и терпение. Не до проказ теперь троллю.

Кузнец приналёг на меха, бурдюк тут же стал круглым как воздушный шар. Жак-Ив крепко-накрепко перевязал этому шару горловину. Но до этого вставил туда тростинку, а наружный её конец замазал воском – чтобы воздух не выходил. Поблагодарил Жак-Ив кузнеца за помощь, и отправился к колодцу Алуэтт.

И снова намазался гусиным жиром, перекинул верёвку через блок, подхватил камень побольше в одну руку, в другую руку взял бурдюк. Набрал воздуха в лёгкие как можно больше и – бултых в воду!

И снова вода вокруг была голубой, вода была бирюзовой, вода была тёмно-синей, вода стала фиолетовой. И опять воздух начал кончаться в лёгких у Жак-Ива. Но на этот раз он подготовился к такому развитию событий. Он выковырнул восковую пробку из тростинки и приник к бурдюку губами. Стал потихоньку дышать закачанным в бурдюк воздухом и оглядываться, смотреть – что кругом происходит. А камень тянул его всё ниже, ниже и ниже.

И вот, когда лучи солнца почти перестали проникать в толщу вод, Жак-Ив увидел причину, из-за которой вода перестала поступать в колодец так, как она поступала раньше. Во время землетрясения от стены колодца оторвалась каменюка и упала так неудачно, что перегородила путь воде. Да, она его обтекала с нескольких сторон, потому что камень был неидеально ровный и, к счастью, не сел в жерле колодца плотно, как пробка. Но из-за этой преграды сила напора упала, и теперь её не хватало, что поднять воду на вершину горы Алуэтт.

Обрадовался увиденному Жак-Ив, бросил свой груз и всплыл. Растёрся грубой холстиной, согрелся, спустился в посёлок, зашёл в таверну и рассказал жителям, что видел. Многие ему поверили, многие ему не поверили. Но Жак-Иву было всё равно, верят ему или нет. Ему нужно было спасать виноградник. Итак, каменюку, мешающую воде, он видел, до неё можно было доплыть. Но как её убрать? Эдакую махину не вытащишь наружу руками.

И снова стал бродить Жак-Ив по винограднику, и опять стал что-то бормотать, ходил к кузнецу, ходил к мудрецу, ходил к кюре за советом – может кто подскажет решение? Но додумался сам. Понял: надо каменюку обвязать крепкими верёвками и с помощью блоков вытащить наружу. Как только Жак-Ив сообразил, что нужно делать, у него словно сил прибавилось. Побежал он в город, попросил сплести ему крепкий канат, да не такой, на котором водят пастись коз или коров, а такой, чтобы удерживал нескольких брыкливых быков. Подивились жители городка: «Зачем ему нужен такой канат?», но человек просит – сделали. Бухта с канатом оказалась тяжёлой, насилу дотащил её Жак-Ив до колодца.

Сбегал Жак-Ив к кузнецу, надул бурдюк воздухом, заткнул тростинку пробкой. Вернулся обратно к колодцу, намазался гусиным жиром, позвал сыновей, что обрезали лозы, перекинул свободный конец каната через блок, взял с собой бухту, бурдюк и – бултых вниз!

Вода оставалась холодной, опускаться было тяжело. Да и честно говоря, страшновато. Ведь приветливая вода, где плескались лучики солнца, из бирюзовой становилась голубой, из голубой – синей, из синей – тревожно-фиолетовой.

Опустился Жак-Ив к каменюке, да никак не может сообразить, как же ему обвязать её со всех сторон, ведь иначе её не вытащить. И так пробовал и эдак – рука его не пролезает между стенками колодца и каменюкой, слишком узко. Канат протолкнуть можно, а руку – нет. Бился виноградарь с каменюкой, бился, вскоре и воздух в бурдюке закончился. Оставил Жак-Ив кусок каната болтаться внизу, а сам всплыл.

Снова пошёл Жак-Ив в виноградники, опять ходил, опять что-то бормотал. Люди смотрели на него, вздыхали и говорили: «Бог ты мой! Похоже, наш Жак-Ив тронулся умом! Разве ж можно с такой глубины достать такую каменюку?!»

Да-а, сколько ни ходил Жак-Ив вдоль засыхающих лоз, сколько ни бродил, никак не мог придумать, что же ему предпринять дальше. Решил ещё раз нырнуть, посмотреть, может быть, что-нибудь он не увидел, может быть, что-то недоучёл.

Выбрал денёк, когда солнце светило ярко, наполнил бурдюк воздухом, натёрся гусиным жиром и – бултых в воду! Теперь грузило ему не было нужно, Жак-Ив цеплялся руками за канат и быстро добрался до треклятой каменюки. Осмотрелся, подумал: «А, может быть, взять какую-нибудь гибкую кривую палку, привязать к ней конец каната и попытаться просунуть за камень? Может быть тогда удастся с другой стороны камня её подхватить, а вслед вытянуть и, привязанный канат?». Обрадовался Жак-Ив: а вдруг сработает придумка? И тут вдруг увидел странную вещь. В одном месте, где камень не доходил до стен колодца, вдруг появилась тонкая перепончатая лапа.

Жак-Ив от испуга аж выронил изо рта тростинку, через которую дышал! Чуть не упустил бурдюк! «Что это такое?!» – в ужасе думал он. Но вскоре успокоился, решил, что чья бы то ни была лапа, её хозяин находится по ту сторону каменюки. И вряд ли монстр сможет пролезть в узкую дыру. Тем временем перепончатая лапа и не думала исчезать, а вроде как стала махать Жак-Иву. «Чего она хочет? – с испугом подумал Жак-Ив. – Наверное, чтобы я подплыл поближе… Тут-то она меня и схватит!» Перепончатая лапа исчезала, появлялась из-за каменюки вновь, махала, словно приглашала поиграть. И тут Жак-Ива осенило: «Да эта же лапа не пришибить меня хочет, а помочь!» Взял он конец каната, подал лапе. Лапа аккуратно схватила канат, затащила за каменюку и вскоре высунула его конец с другой стороны. Обрадовался Жак-Ив, потянул на себя канат, чтобы можно было обвязать каменюку несколько раз. Снова передал свободный конец каната лапе, опять лапа высунулась из-за камня, протащила канат на себя, передала с другой стороны. Вскоре каменюка оказалась перетянута канатом словно посылка! Тут воздух в бурдюке стал кончаться, и уж темные круги пошли перед глазами у виноградаря. Он испугался, подумал: «Если я сейчас утону, то никто в посёлке не узнает, что камень уже можно вытаскивать!» Из последних сил рванулся наверх. Из тёмно-фиолетовой глубины в синюю, в голубую, в лазурно-бирюзовую.

Сыны вытянули отца из колодца еле живого. Полежал Жак-Ив в тенёчке, пришёл в себя, растёрся грубой холстиной, чтобы согреться и сказал: «Ну, сыны мои, теперь нам нужно установить крепкие блоки». «Батюшка! – изумились те, – да неужто ты смог обвязать каменюку?». «Сам бы не справился, – ответил Жак-Ив, – но рассказать как дело сладилось – не поверят. Так уж лучше буду молчать».

Теперь было необходимо затащить на гору Алуэтт стройматериал: брёвна, на которые можно было бы установить блоки. Потребовалась помощь нескольких крепких мужчин. А к тому времени все односельчане Жак-Ива уж решили бросать это гиблое место. Собирали скарб, продавали имущество. Какие только слова не искал Жак-Ив, чтобы доказать, что можно попробовать спасти положение. Нужно вынуть каменюку! А вдруг вода пойдёт? С трудом он нашёл десяток крестьян, которые не отказались ему помочь. Да и то не потому, что поверили Жак-Иву, а просто, подумали: «Ну, работы всё равно нет. Пойдём хоть повеселимся. Посмотрим на этого чудака, как он будет каменюку из колодца тащить».

Пришла эта компания помощников на вершину с брёвнами, сладили вместе блоки, ухватились за канат. Раз-два! Раз-два! Три-четыре! Дёрнули! Двинулся канат с места. Жак-Ив так и обмер: «А может от большого усилия оборвали мы его?». Но нет – канат был крепкий, на совесть сработанный, с руку толщиной.

Стали виноградари потихоньку вытаскивать каменюку, и вот она уже показалась в глубине. Поднималась всё выше, выше и выше. И вдруг, роняя тысячи капель, повисла над колодцем. Теперь оставалось зацепить её крюком, отвести в сторону и аккуратно положить на землю.

Не успели крестьяне это сделать, как вдруг в колодце что-то забурлило, зашумело и наружу хлынула вода! Да таким сильным потоком, что он сбил Жак-Ива с ног.

Ох, как обрадовались виноградари! Как побежали к канавкам, направляя воду к иссыхающим виноградникам. Как обрадовались лозы! Как обрадовались все, кто жил кругом: и жители посёлка Алуэтт, и кузнец, и мастер по витью канатов, и колдун, и кюре, и учёный из города…

На следующий день Жак-Ив вошёл в таверну родного поселка как герой. Все им восхищались: и виноградари, и их жены, и дети. Сидел Жак-Ив за столом, слушал благодарствия в свой адрес, кивал. Рассказывал, как обмазывался гусиным жиром, как сыновья опускали его в колодец, как придумал он бурдюк воздухом наполнить. Об одном молчал – о перепончатой лапе. Решил, не надо этого говорить, не поверит ему никто. А то ещё подумают, что он умом двинулся.

Вскоре за трудами да заботами история с колодцем Алуэтт стала забываться. Однако Жак-Ив вечерами, когда уже уставал рыхлить землю в своём винограднике, оставлял мотыгу у какой-нибудь лозы, наливающейся соком, и поднимался на вершину горы Алуэтт. Там садился на край колодца и всё ждал – не поднимется ли из глубин то существо, которое помогло ему спасти колодец. А он бы теперь с удовольствием и, не боясь, пожал бы его перепончатую лапу.

– Вот мои дочери.

– Не видел я твоих дочерей, – пожал плечами Петер. А сам еду уминает да из кубка медовухой её приправляет, голод, точно не тётка.

– Ошибаешься, – засмеялся волшебник. – Ведь это именно они, те самые чайки, которые у тебя на мачте отдыхали.

– Так вот оно в чем дело! Вы тоже волшебницы!

Девушки молча поклонились.

– Ну, что ж…  Наелся ли ты, Петер? – спросил Вайвиссир.

– Наелся, теперь отдохнуть бы.

– Ничего, усталость сейчас из тебя уйдёт.

Махнул рукой волшебник, Петер закрыл, открыл глаза и будто проспал целый день. Чувствует себя бодрым, сильным! Хоть сейчас в море отправляйся!

– Чем же мне тебя наградить? – насупил брови волшебник. – Хочешь золота или каменьев драгоценных?

– Нет, Вайвиссир, золото – это что? Богатство – преходяще. Сегодня есть, завтра нет. Мне бы удачи немного.

– А ты не так прост, как я посмотрю! – улыбнулся Вайвиссир. – Ладно, будет тебе удача. Ступай к морю и отправляйся в путь. А может, – вдруг хитро глянул он на рыбака, – одну из моих дочерей в жёны возьмёшь?

– Что ты, что ты! – замахал руками Петер. – У меня дома жена, двое детей, уж заждались небось! Ну, спасибо за гостеприимство. Пойду я.

Пришёл Петер на берег, сел в свою лодку, расправил парус, и что за невидаль: буря утихла, ветер стал попутный. Не прошло и суток, как Петер приплыл к своему фьорду. Думает: «Ну, что ж, заброшу сеть, никогда не ловилась тут рыба, но кто его знает! Не хочется домой с пустыми руками приходить». Забросил он сеть. Сеть тут же потяжелела. Вытаскивает – треска, макрель. Да вся рыба-то какая отборная, жирная! Забросил ещё раз сеть, и снова она наполнилась. Смекнул тут Петер: неспроста это! Похоже, Вайвиссир обещание выполнил.

С тех пор  Петер и горя не знал. Ходил в море уж не каждый день, потому что улов был большой. Хватало и поесть, и рыбу навялить, и засолить, и пироги сделать, и соседям раздарить, и ещё в Берген на ярмарку свезти и продать. И появились новые платья у жены Петера, и сласти и игрушки у детей. И сам Петер стал довольный, раздобрел, но в море выходил и сети забрасывал. И каждый раз удача ему не изменяла.

Когда Доминик был еще маленьким, пронёсся в этих местах ещё более страшный ураган, который изломал все растения в городском саду. Городок, где жил Доминик был маленький и ничем не примечательный. Не было там ни старинной испанской крепости, не происходило никаких выдающихся исторических событий. Вот и не приезжали туда туристы на ярких автобусах. Не было туристов – не было и сувенирных лавочек, ресторанчиков, гостиниц. Потому не было и работы. Но ещё со старых времен остался в городе прекрасный городской сад, который возделывал отец Доминика. Но, к сожалению, сад из-за урагана погиб, а у Доминика не было времени заниматься своей мечтой – восстановить городской сад и посадить там байябскую розу.

Итак, дни шли за днями, чубуки байябской розы лежали в сохранном месте, но Доминик не мог себе представить, когда же именно он сможет заняться высадкой байябской розы и когда же именно он сможет вернуть к жизни городской сад.

 И вот однажды сидел он как обычно на корточках, рыхлил землю и мычал себе под нос любимую песенку.

Вдруг в ветвях на дереве, которое росло рядом, послышался громкий шум. Доминик удивился: что за птица могла издавать такие звуки? Разве что павлин, но павлины, как известно, не летают и по деревьям не лазают. Он пригляделся и увидел старую знакомую – чёрную птицу с жёлтым клювом. Породу эту Доминик любил, потому что её представители пели очень красиво. Но удивительное дело –  сейчас птица не могла издать ни звука. Она сипела, шипела, но красивого, переливчатого пения у неё не получалось. Птица пробовала и так и сяк, но из её горла вырывалось только какое-то сипение и кряхтение.

Доминик внимательно присмотрелся: может быть, птица больна, может быть она ранена? Птица взлетела на ветку прямо около Доминика (а птицы Доминика не боялись, потому что иногда он их подкармливал) и вдруг заговорила человеческим голосом:

– Доминик, Доминик, кхе-кхе, помоги мне! Помоги!

Доминик аж выронил тяпку из рук. Что такое?! Птицы стали не только свистеть на все лады, но и разговаривать?!

Однако он решил узнать, чего хочет птица. Выяснилась вот какая вещь: птица эта была непростая: король местных птиц. Он должен был созывать подданных на ежегодное собрание, где те решали, в каком месте в этом году они будут жить, будут ли улетать на зимовку и куда. Но, к сожалению, король птиц поклевал мороженое, которое выбросил, не доев, один из туристов. И горло у птицы опухло, а голос осип. Теперь король не мог свистеть, а мог только сипеть и кряхтеть.

Выслушав короля птиц, Доминик понял, в чем проблема. Нужно было громко-громко просвистеть призыв к общему сбору.

Доминик как мог набрал в грудь воздуха и засвистел. Так он свистел и свистел, и деревья в парке начали шелестеть листвой, словно при сильном ветре. Это прилетали птицы. Десятки птиц. Сотни птиц. Тысячи птиц.

Доминик рассказал им, что случилось с королём, и как он временно стал при его Величестве птичьем короле переводчиком. Король птиц говорил что-то на ухо Доминику, а Доминик переводил на язык птиц. Благодаря садовнику, были приняты очень важные для всех птиц решения. Разграничены зоны, где питалась та или другая порода птиц. Сделано это было, чтобы они не ссорились, не выгоняли друг друга с участков, не клевались, не дрались. За это король птиц был очень благодарен садовнику:

– Спасибо, Доминик! Я обязательно отплачу тебе добром. Есть ли у тебя какие-то желания?

– Да желания мои просты, – скромно ответил Доминик, – люблю работать, люблю возиться с растениями, а ещё… Эх, хотел бы когда-нибудь возродить городской сад, да видно не судьба.

– Не торопись прощаться со своей мечтой, – посоветовал король птиц и взмыл в небо.

Птицы тоже снялись с места, разлетелись кто куда, а Доминик вернулся к работе, поскольку пока он был занят птицами, работу за него, увы, никто не делал. Итак, он опять присел на корточки и опять начал мычать под нос свои песенки и бормотать: «Так, этой лиане здесь явно не место. Мы её обрежем, а остаточек пустим вот сюда. Так! А ты что здесь делаешь? Твоё место не на этой грядке. Сейчас мы тебя выкопаем и пересадим».

Доминик был так увлечён работой, что не заметил, что ветви и листья на деревьях вокруг опять начали колыхаться. Это снова прилетели птицы, а вместе с ними вернулся и король птиц. Он сел на плечо Доминика и тихонько сказал ему на ухо, чтобы он немедленно шёл в заброшенный городской сад.

Доминик, у которого должен был быть перерыв на обед, послушался короля птиц и отправился в городской парк.

Что же он там увидел? Удивительную вещь! Птицы со всех концов острова слетались в это место, и каждая несла в клюве монету. Птицы складывали эти монеты на землю. Сначала из монеток образовалась кучка, потом она стала расти и вскоре превратилась в гору самых разных монет! Были тут и современные монеты – евро, рубли и американские центы. Были какие-то китайские монетки, но самое главное, здесь оказалось много старинных золотых испанских дублонов.

Ведь птицы жили по всей территории острова. И прекрасно знали все его укромные уголки, в том числе спрятанные в джунглях. А именно там  когда-то пираты закапывали клады. Со временем ветер и дождь размывали ямы, и дублоны появлялись на поверхности. Но их никто не мог найти, потому что, как вы понимаете, клады прячут не на открытых местах, а в тайных пещерах, в тех местах, где никто не ходит.

И вот в одночасье садовник Доминик из бедного человека превратился в богача. И что же вы думаете, он накупил себе яхт, самолётов или, может быть, он решил приобрести отель, чтобы самому стать его хозяином? Нет, садовник Доминик был не таков. Он решил возродить городской сад. Для начала он взял в аренду необходимую строительную технику. Нанял из своих сограждан людей, которые умели с ней обращаться, и расчистил территорию. Потом позвонил знакомому архитектору, который вместе с ним разбил план сада.

План получился на загляденье, а его воплощение было и того лучше! Поскольку деньги у Доминика были, в сад он подвёл воду. И теперь там стояли фонтаны, в том числе и старинные, которые Доминик разыскал по всему острову и отреставрировал. В саду были посажены самые необычные растения. Журчали ручейки. Всегда было прохладно. Но самое главное – в центре парка Доминик высадил знаменитую байябскую розу. И она принялась цвести таким буйным цветом, что теперь уже и туристы из отеля специально приезжали в городской парк, чтобы погулять по его тенистым дорожкам и обязательно посмотреть на чудо света – байябскую розу. Люди приходили сюда и утром, и вечером, подолгу сидели в тени, наслаждаясь красивыми видами. И мало кто из них обращал внимание на садовника, который сидел на корточках, рыхлил землю и что-то напевал себе под нос…